Форум » » Походные письма Игнатьева Николая Павловича » Ответить
Походные письма Игнатьева Николая Павловича
Кантор: Походные письма Игнатьева Николая Павловича
Ответов - 3
Кантор: Письмо № 1. 24 мая. Плоешти Телеграмма моя, отправленная тотчас по прибытии на отведенную мне квартиру в Плоешти, известила вас, бесценная жинка, милейший друг мой Катя и добрейшая матушка, что я доехал цел и невредим до места назначения к Главной квартире Действующей армии. Не стану возвращаться к первым впечатлениям и ощущениям после разлуки нашей в Казатине! Je ne veux pas faiblir ni nous donner rciproquement des motions inutiles*. До Жмеринки ехал я один в вагоне и мечтал. Между прочим, нашел я на столе моего отделения, когда жинка уже давно исчезла из глаз и я стал осматриваться, букет (уже завялый) незабудок, сорванный на пути и забытый тобою, милейший друг мой. Я выбрал те цветочки, которые уцелели, и высушил их между листами бумаги... C'est le dernier objet que ma chrie a tenu en main et qui avait fix son attention**. Чтобы доказать тебе, что я не вру, сентиментальничая, посылаю к тебе несколько цветочков (сознаюсь, что поцеловал их предварительно с просьбою передать поцелуй этот по принадлежности) в надежде, что если и откроют письмо мое люди нескромные, то не возвратят всех цветов. Не забудьте меня! Не желая, чтобы кто-либо когда-либо дотрагивался до остальной части букета и не имея возможности сохранить их ради преждевременной завялости, я дождался первого моста через реку и, простившись с милыми остатками, выбросил в воду. Букет поплыл по течению и затонул в вечность, он никому не достанется. Оказалось, что со мною в поезде находятся Чертков, Голицын (генерал-адъютант) и еще 12 человек из свиты государя и адъютант наследника цесаревича. Их хотели набить в один вагон вместе с другими пассажирами 1-го класса. Свободных вагонов не было. Не будучи эгоистом, мне неловко было пользоваться целым вагоном, и я предложил князю Б. Голицыну и М. И. Черткову перейти ко мне в одно из отделений. Они очень были довольны, благодарны и меня не покидали до самого Плоешти. Вся свита ко мне пристроилась, мне не раз пришлось заступаться за них, облегчая путь, и они говорили, что радуются встрече, считая меня за leur Providence*. Надо сознаться, что по всему пути мне лично оказывали большое внимание и крайнюю предупредительность - не только до русской границы, но, в особенности, в Румынии. В Яссах, в Рошане, в Браилове префекты, два министра и все власти не отходили от меня в продолжении остановок, публика кланялась, толпилась и приветствовала, а в Рошане, где мы остановились на полтора часа, все время угощали концертом и на прощанье криками "Vivat!". Мои сослуживцы были свидетелями оваций и поражены общим сочувствием, как передавал мне Черкасский, от них слышавший. В понедельник в первом часу прибыли мы в Унгены. Князь Мурузи (отец нашего) выехал навстречу, усадил в экипаж, запряженный 4-мя лошадьми (по-молдавски) цугом, с пестрым кучером, управлявшим верхом четверкою посредством бича и гнавшим нас по плохой и гористой дороге во весь дух лошадей, и привез к себе в имение. Княгиня и он угостили завтраком, чаем, великолепным розаном, показали дом с великолепным видом на Прут, садом и пр. и доставили меня обратно на станцию до отхода поезда. Лишь в 4 часа добрались мы (в том же вагоне) до Ясс. Там префект предложил мне коляску, и я успел осмотреть этот прелестный городок. Жара была значительная, а суета на станции невыносимая. Мне дали отделение (6-ти местное) в вагоне 1-го класса, но я поделился им с Чертковым и Голицыным. Удобств уже никаких не было. За недостатком мест в набитом публикою поезде я поместил Дмитрия и Ивана в почтовом вагоне, где им было хорошо. Положительно можно сказать, что если бы я не догадался взять фургон и лошадей с собою, мне не видать бы своего обоза; лошади и люди натерпелись бы много дорогою. Царский и свитский обозы, отправленные с 12 мая из Петербурга 10-ю поездами, только завтра утром начнут прибывать в Плоешти, а большая часть осталась еще в наших пределах. Коляску мою с вещами, присланными Алексеем, обогнали мы в Корнешти (между Кишиневом и Унгенами). Лошади - придворные и свитские - чахнут в вагонах по 10 дней! Христо (конюх) не нарадуется, что ехал быстро со мною, пользуясь особым вниманием всех железнодорожных властей. Увы! Коляска оказалась до того громадною и тяжелою, что, по отзыву шталмейстера, это самый тяжелый экипаж всего поезда! Что я буду с ним делать? Говорят, что для канцлера везут дормез. Моя коляска ему в пару с тою разницею, что я буду возить рыдван на своих лошадях, тогда как князя Горчакова повезут на царских, в которых недостатка никогда не будет. Хорошо, что я взял овес с собою из Немиринцы: на станциях д и не достанешь. Нашего запаса хватит еще здесь дней на 8. Расхода много, и безурядица большая. Братьяно (первый министр) остановил наш поезд в Барбоше, и мы с ним беседовали между двумя стоящими поездами на берегу Дуная в три часа пополуночи! Около 12 часов достигли мы, наконец, Плоешти. Хлопотать стал я о перевозке вещей в отведенную мне квартиру, нанял извощика Дмитрию и Ивану и распорядился выгрузкою фургона и лошадей. Вдруг вижу перед собою главнокомандующего, ездившего смотреть казаков на станции. Великий князь мне обрадовался, обласкал меня и посадил с собою в коляску, несмотря на протест мой, что я в дорожном платье и выпачкан. Довезя до своей квартиры, великий князь побеседовал со мною о политическом положении (весьма тягостном для него) и хотел насильственно оставить завтракать. Я уклонился, добрался до своей квартиры и принялся за мытье, бритье и пр. Тотчас явились наши константинопольцы, прозевавшие мой приезд - Нелидов, Базили, Мурузи, Полуботко, Евангели и пр.{1} Справили мне чаю, потому что я 24 часа почти ничего не пил - на румынской дороге ничего не достанешь, и меня так окружали на станциях, что не давали ни есть, ни пить, занимая политикою. Здесь Владимир Александрович (великий князь) и Лейхтенбергские. В 6 часов пополудни обедал у главнокомандующего. За столом сидело более 100 человек. Играл (отлично) оркестр цыганский, причем некоторые музыканты пели. Баритон-солист оказался весьма сносным. Вечером великий князь отправился навстречу в Браилов к государю.
Кантор: Письмо № 2 25 мая Делал визиты и принимал у себя с самого утра гостей. Железная дорога, пыль и жара раздражили кожу на голове и шее, так что мне несколько хуже стало, хотя в общем я совсем здоров, и глаза нисколько не пострадали от дороги. Принимаю sil*, моюсь мылом и мажу глицерином. Сегодня завтракаем и обедаем под председательством Галла. Все обходятся со мною радушно и внимательно. Вам многие, в особенности константинопольцы, кланяются. Вечером в 8 часов прибудет государь. Едем встречать. Нового ничего не будет до 2 июня. Тогда начнется переправа на разных пунктах. Говорят, что царь не только хочет присутствовать на переправе, но и перейдет даже с армиею. На завтра (26-е) назначен я дежурным при его величестве, что меня сразу вводит в колею общую, вне Министерства иностранных дел. Наряд прислан из Петербурга. Авось буду опять дежурным при переправе, потому что иначе не буду видеть вблизи действия. Главная квартира может отстать, а дежурному доставляют средства поспеть своевременно туда, где будет государь. Видел Лорю**, который ругает румын и болгар (как и другие петербургские), что они ничего не стоят, и пророчит мир через 15 дней. Нелидов успокоился и утешился. Хитрово ничего ровно не делает, но расхаживает с толпою и прислуживается к сильным, в особенности к великим князьям. Так как я не могу писать все в двух экземплярах, то не худо бы устроиться вам с родителями моими таким образом, чтобы сообщать друг другу мои грамотки для пополнения взаимных сведений. Церетелев вполне счастлив, произведен за отличие в унтер-офицеры и переведен в казаки к Скобелеву. Его уже видели кубанцем, состоящим при штабе Скобелева, где ему тепло и приятно. Христо{2} красуется в свите великого князя. В болгарской бригаде волонтеров уже 3 600 чел., и ими все довольны. Около 2 июня назначаются решительные действия. Сейчас прибыл государь (с 9 час. вечера). Встреча громкая, шумная, пыльная. Должен был возвращаться со станции, зажмурив глаза, чтобы не разболелись. До сих пор они у меня в исправности, но затылок еще не в нормальном состоянии. Как только государь и наследник увидели меня в толпе, так приветствовали пожатием руки и расспрашивали о вас. Жомини выставляет знатоком всего Ону, который подавал о Болгарии (?!) мемуар в Петербурге, и его сюда вызывают. Много мне нужно терпения и самоотвержения!
Леди Дождя: А кто силен во французском, чтоб перевести некоторые фразы?
полная версия страницы